«Почему дырявят древний собор? — Потому, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой. — писал в 1919 году великий русский поэт Александр Блок. — Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? — Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа. Почему валят столетние парки? — Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему — мошной, а дураку — образованностью. Всё — так».
Народная энергия обращается против культуры, — это любят подчеркивать противники революции. Но они не замечают того, что заметил острым взглядом поэта Блок. Того, что веками культура обращалась против народа, причем культура созданная за счет народа. Столетьями, чтобы один мог наслаждаться живописью, книгой, слагать стихи или писать музыку, десятки должны были чистить нужник, стоять у станка, рыхлить землю.
Естественно, что когда эти темные массы поднимаются к историческому творчеству, они могут негативно относиться к отчужденной от них культуре. Вина в этом, конечно, не самих масс, а той системы разделения труда, которая делала для них достижения искусства и науки недоступными. Революция же не только высвобождает эту «негативную» энергию народа, но и впервые открывает ему окно в мир культуры, показывает, что культура, развивавшаяся в отчужденной форме, на самом деле принадлежит народу.
В ХХ веке социальная революция захлестнула полуфеодальный, крестьянский, спящий Китай, и, конечно, условия предопределили то, что культуроборческая тенденция в этой революции оказалась сильна.
В период Мао люди продырявили не один храм. И сегодня в любом учебнике по истории Китая можно прочитать про «бесчинства хунвейбинов». Но где и когда история обходилась без таких «бесчинств», если менялся столетьями существовавший уклад жизни? Французская революция отрубила голову великому физику Лавуазье, тем не менее, без революции 1789 года не было бы современной Европы, и вряд ли кто-то из французов захотел бы посадить себе на шею аристократию, духовенство и короля, чтобы такой ценой сохранить жизнь ученого.
Американцами в Багдаде был разграблен величайший музей, где хранились уникальные экспонаты древних культур Междуречья, разрушены памятники истории. В каких учебниках об этом написано? По разным подсчетам в результате войны в Ираке погибло от 600 тысяч до 1 миллиона человек… И вы продолжаете считать жертвы революции?
Кризисная ситуация складывается объективно и общество само сваливается в пучину насилия, которое практикуют все борющиеся стороны. Другое дело, что революция применяет насилие, чтобы создать новое, а контрреволюция – чтобы сохранить старое. Армия революции и армия контрреволюции часто одеты в одинаковые одежды, используют одинаковое оружие, но цели их разные и глубоко не правы те, кто ставит между ними знак равенства на основании первого и не видит второго.
Но революция, разрушая старые институты, создает для культуры новые, не виданные ранее, пространства. Привлекая миллионы к управлению государством, перестройке экономики социальная революция не только дает им возможность овладеть культурой, но и в каком-то смысле обязывает к этому, потому что задачи революции нельзя решить без высокого культурного уровня.
Да, в Китае читали цитатник Мао. Но важно понимать значение этого сборника для конкретных условий Поднебесной тех лет. Очевидец событий Культурной революции, француз Жан Делен писал в своей книге «Экономика Китая»: «Идеи Мао и их почти чудодейственные свойства, которые им приписывают в Китае, подвергались осмеянию. Действительно, пропаганда режима часто так превозносит их, что мы не можем не поражаться, но катехизис гражданской добродетели, каким является «Красная книжечка», является фактором прогресса. Если ее эффективность трудно постигается представителями западных стран, которые совершали свою «культурную революцию» на протяжении нескольких веков, то это происходит потому, что они плохо понимают, насколько отсталым является сознание крестьян. О проделанных за короткий период преобразованиях свидетельствует заявление директора одной народной коммуны иностранцу: «В старое время (т.е. до 1949 г.) крестьяне приписывали болезни растений действиям богов и ничего не предпринимали для борьбы с ними. Сейчас каждая производственная бригада имеет человека, занимающегося выявлением наиболее распространенных болезней и средств борьбы с ними. До Освобождения крестьяне верили, что дождями управляет бог-дракон, а в настоящее время они знают их научные причины»[1].
Конечно, для «интеллектуалов» привычно с высока поплевывать на темную и забитую массу, только делающую первые самостоятельные интеллектуальные шаги и для которой цитатник является букварем марксизма. Но тем самым такой «интеллектуал» лишь покажет свой собственный низкий нравственный уровень. Первоклассник читает букварь, а не Толстого и Достоевского, и лишь дурак поставит ему это в упрек.
Тем не менее, революции всегда и везде ставят в упрек то, что она вынуждена начинать с весьма низкого уровня, и дает массам в руки «примитивный» букварь. Только при этом забывают, что низкий уровень этот достается революции в наследство от старого общества. Пройдя букварь, можно приступать к более серьезному чтению, таким образом, «революционный букварь» пробивает брешь в той стене, которая в классовом обществе отделяет культуру для «элиты» от «культуры» для быдла.
Маяковский в первые годы революции писал стихи, пропагандирующие кипячение воды. И это говорит не против Маяковского, а против той отсталости в какой жил наш народ до 1917 года. В Китае эта отсталость была несоизмеримо больше.
Всякая революция пробуждает не только лучшие качества народа. В мутной воде исторического действия всегда находятся желающие половить свою рыбку, часто говоря самые «правильные» слова. Только имея ввиду это можно оценивать великие движения прошлого.
Но эксцессы, даже если они исходят от самих масс, а не навязаны «левой» горячкой вождей, должны подвергаться критике. Но и сама критика должна осуществляться с позиций будущего, а не старого общества, иначе она не будет ничем иным как призывом вернуться в старый хлев.
Китайская революция дала массам голос. Здесь появилась уникальная форма свободы слова – дацзыбао. Дацзыбао означает «газета, написанная от руки большими иероглифами», она вывешивалась в специально отведенных для этого местах, или просто в местах скопления людей. Дацзыбао мог вывесить любой человек по собственному желанию, для них отсутствовала цензура, а в текст Конституции КНР лично Мао Цзэдуном был включен пункт, гласящий, что вывешивать дацзыбао – это право гражданина Китая.
При капитализме публичное выражение народными массами своего мнения практически исключено. Конечно, при буржуазной демократии каждый может выйти на улицу и кричать все, что ему вздумается, только это ни на что не повлияет. Средства массовой информации находятся в руках крупных монополий и выступают активным началом по отношению к так называемому «общественному мнению». То есть не общественное мнение отражается в СМИ, а наоборот капитал, при помощи СМИ формирует «общественное мнение».
«Мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть вместе с тем и его господствующая духовная сила. Класс, имеющий в своем распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу»[2], - писали К.Маркс и Ф.Энгельс в «Немецкой идеологии».
При социализме средства духовного производства присваиваются пролетариатом. Во-первых, путем развития классового сознания через всеобщее образование и вовлечение в управление обществом. Во-вторых, путем экспроприации технических средств распространения информации – типографий, радио, телестанций и т.п.
Однако, в условиях сохраняющегося разделения труда, эти «средства духовного производства» переходят в распоряжение всего общества не непосредственно, а в лице представителя этого общества, каким является государство. А это рождает возможность всяческих бюрократических злоупотреблений, типа «зажима критики» и т.п. В принципе, это не составляет такой уж серьезной проблемы для общества развивающегося к коммунизму, но в условиях отсталой страны и давления со стороны империализма и ревизионизма дело усложняется.
Поэтому найденная китайскими коммунистами форма дацзыбао стала мощным средством прямой демократии, защиты пролетариата от его собственных чиновников, а также подлинной свободы слова, не для узкого круга журналистов, писателей, философов, критиков, а для широких масс. Содержание дацзыбао никто не цензурировал, и они стали значительнейшим фактором общественной жизни Китая в эпоху Мао. Наиболее значимые дацзыбао перепечатывали в газетах и передавали по радио.
С дацзыбао началась и Культурная революция. Этой дацзыбао была написанная ассистентом философского факультета Не Юаньцзы и шестью студентами и аспирантами листовка с критикой руководства Пекинского университета, а также Пекинского горкома партии. Авторы дацзыбао критиковали руководство университета за зажим критики и запрет проведения публичных митингов и открытого обсуждения политической жизни. Появление этой дацзыбао послужило сигналом к началу массового движения среди студентов университета против первого секретаря парткома и ректора университета Лу Пина. И более широкого движения по всей стране против зажима критики, бюрократизации партии и государства, а также за дальнейшее движение к коммунизму, которое консервативные группы бюрократии всячески сдерживали.
В книге французского экономиста Шарля Беттельхейма «Китай 1972: экономика, промышленность и образование после Культурной революции», рабочий Лю Миньи, лидер пропагандистской группы в университете Цинхуа в Пекине рассказывает о периоде господстве Лу Пина:
«Они испортили партию, постоянно принимая в нее буржуазных и реакционных профессоров, и, таким образом, преобразовали ее в “партию профессоров”, всю пронизанную академической властью. …В то время как в стране действовала диктатура пролетариата, университет Цинхуа был под властью буржуазии. Ян Наньсян удерживал оба поста — ректора и партийного секретаря университета. В идеологии он поклонялся индивидуалистической теории познания, утверждавшей вещи вроде: “ходи в школу, чтобы сделать себе имя”, “выходи из школы как специалист, высокопоставленная персона, которая займет высокие посты в общественной иерархии и будет много зарабатывать”»[3].
Мао Цзэдун лично дал указание перепечатать дацзыбао студентов и аспирантов Пекинского университета в центральных газетах и зачитать по радио. В центральном органе Компартии Китая «Жэньминь Жибао» в дополнение к тексту Не Юаньцзы была также помещена статья «Приветствуем первую дацзыбао Пекинского университета». В статье говорилось, что в то время, как в стране разворачивается кампания против реакционной бюрократии, «в Пекинском университете препятствуют этому движению. Здесь царят холод и мертвячина, настоятельные революционные требования широких масс преподавателей и студентов подавляются»[4].
Так началась своеобразная «революция в революции», борьба масс против косного государственного и партийного аппарата под руководством левой части лидеров партии и самого Мао. Сторонники председателя чувствовали, что если оставить «все как есть» и не двигать революцию дальше, то угроза перерождения и реставрации станет реальностью, примером чего могла уже тогда служить «застойные» порядки в СССР.